Читать интересную книгу По маленьким дорожкам - Татьяна Мищенко

И новая порция слёз. Обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону, словно китайский болванчик, Алиса выла, аки раненный дикий зверь.

Присутствующие деликатно помалкивали, так как понимали, что девушке в этот момент действительно тяжело, и не торопили её больше.

– Действительно, сердце Никиты не билось, и он не дышал, – справившись с эмоциями, продолжила Алиса. – Вот собственно и вся история. Ну что, ты удовлетворена бабуля? А сейчас я пойду, посплю немного, а уж потом отправлюсь в полицию, к чёрту на кулички, куда угодно!

На этот раз Елизавета не стала удерживать внучку. Она даже не сделала ей замечания насчёт того, что неплохо было бы, перед тем как лечь в постель, снять замызганную одежду и принять душ.

Лопухов решил, что наступил момент, когда можно с чистой совестью встать и уйти. Он придумал, как заполучить деньги. Ведь, в конце то концов канделябр никуда не денется, Елизавета женщина порядочная, она отдаст деньги позже. А Ермолай снесёт в ломбард портсигар или пепельницу. Впрочем, не важно что. Если дела пойдут так и дальше, а бывший стоматолог не надеялся на положительные перемены в своей жизни, то рано или поздно придется распродать всё накопленное бывшей женой добро. Он уже поднялся с места, чтобы откланяться, но Елизавета Петровна вновь вмешалась в его планы:

– Ермолай Фёдорович, прошу вас, не уходите. Я продиктую номер телефона адвоката, а вы уж не сочтите за труд, поговорите с ним. Что-то у меня совсем сил не осталось.

Ермолай чуть не завыл от тоски. «Вот попал, так попал!», – скрипел зубами страдалец, тыкая телефонные кнопки под диктовку соседки. Однако, к величайшей радости Лопухова, с абонентом поговорить так и не удалось, —адвокатский мобильный был недоступен.

– Наверное, он в процессе, – высказала предположение Елизавета Петровна.

Лопухов ликовал. С одной стороны он выполнил просьбу убитой горем женщины, с другой – эта просьба оказалась необременительной. Но едва он собрался в очередной раз предпринять попытку собственного освобождения, как громко и резко зазвонил телефон. Елизавета взяв трубку, смогла сказать лишь: «Алло», – дальше, застыв как истукан, она минут пять слушала собеседника молча. По окончании странного разговора, положив трубку на базу, старуха заплакала совсем по-детски.

– Что случилось? – не на шутку забеспокоился Ермолай.

Беспокойство было искренним, так как дополнительной докуки он просто не вынес бы. Выпить хотелось всё сильней.

– Он жив! – улыбаясь сквозь слезы, радостно оповестила Елизавета Петровна.

– Кто? – не понял Ермолай.

– Никита! Это он сейчас звонил. Наговорил кучу гадостей, но это неважно. Он в больнице, и он жив!

На этот раз невезучему мужику была отведена роль сиделки и утешителя в одном лице. Елизавета, то хваталась за сердце, и тогда Ермолай цедил в рюмочку успокоительные капли, то плакала, то смеялась, то начинала яростно ругать внучку, молодость опять же вспомнила. Наконец эйфория от хорошей новости прошла, и Елизавета стала вполне адекватна.

– У меня появилась очень хорошая мысль, – сообщила неугомонная бабуля.

Лопухов напрягся. Он торчит здесь почти два часа, и неизвестно отпустят его в принципе когда-нибудь, или нет. «Может ей канделябром по маковке тюкнуть?», – грешным делом подумал пленник. Но неимоверным усилием воли, сдержал порывы идущие от не опохмелившейся головы.

– Вы ведь твёрдо решили помочь мальчику? – вопрошала меж тем соседка.

Ну, как сказать? В сегодняшней своей жизни, Лопухов вообще ни в чём не уверен, тем более твёрдо. Он плыл по течению, и всем был доволен, вернее ко всему безразличен. Для того, чтобы решение и впрямь было твёрже камня, нужно обладать силой воли или хотя бы активным желанием, ни того, ни другого, в последнее время, в Лопуховском душевном обиходе не наличествовало. Но Елизавету, похоже, совершенно не волновали чужие психологические проблемы.

– Завтра же вы отправитесь в детский дом, найдёте пресловутую бабу Галю, поговорите с ней, ну а потом – ко мне на доклад. Я буду мозговым центром операции. Вы – исполнителем.

«Тоже мне, мисс Марпл выискалась! Она, видите ли, мозговой центр! Не мозговой ты центр, а маразматичный!», – вступил в немой диалог Ермолай.

– Но у меня есть одна просьба.

– Какая? – не переставая одаривать соседку эпитетами самого неприличного свойства, едва сдерживаясь, чтобы не произнести всего этого великолепия вслух, поинтересовался Ермолай.

– Вы поедете вместе с Алисой.

– Это ещё зачем? – искренне возмутился Лопухов.

– Понимаете, девочка пережила шок, ей будет полезно отвлечься. Ей просто необходимо забыть о происшествии, о своих переживаниях. Я надеюсь, что участие в операции по спасению ребёнка, отвлечёт её от дурных мыслей. Итак, по рукам, – не то спросила, не то постановила Елизавета.

Ермолаю ничего не оставалось делать, как состроить хорошую мину при плохой игре. Наклонившись низко, он галантно поцеловал конопатую старческую лапку, так трепетно, словно благодарил за участие. Елизавета, совсем по-матерински, как бы благословляя на ратный подвиг, потрепала его по голове, взлохматив и без того спутанные, отросшие до неприличия волосы. Лопухов в этот момент подумал, что он самый бесхребётный мужик на свете.

Вовки нигде не было. Ермолай обыскал весь дом – тщетно. «Что же я теперь скажу Елизавете?», – кисло подумал он.

Потом на него снизошло откровение. Удивительно только, как это он раньше не догадался? Мальчишка просто надул его. Вова, а Вова ли? сочинил душещипательную историю о том, что он якобы сбежал из приюта. Потом, дождавшись подходящего момента, кликнул дружков, и они совместными усилиями выхлопали квартиру. Генералы итить твою мать песчаных карьеров! Ну и дурак же ты Лопухов! Одно слово лопух! Нужно проверить, все ли вещи на месте.

Объегоренный горемыка, злясь на себя неимоверно, стал методично осматривать квартиру. Пусть не сразу, но в нём возродилось чувство сострадания, которое впрочем, тут же было осквернено. Теперь Лопухов утвердился во мнении, что избранный им образ жизни, самый, что ни на есть правильный. Живи в своё удовольствие и одним днём, никому не верь, душу не распахивай, никому не сочувствуй, и не слушай чужих исповедей. Волновать должны только собственные проблемы. Ермолай переходил из комнаты в комнату, но все вещи оказались на местах, и вроде бы ничего не пропало. «Может, Вовка послушал совета и решил вернуться в детский дом? Это было бы очень даже хорошо!».

Но посмаковать душевное облегчение, Лопухову помешал звонок в дверь. На пороге, обнимая двумя ручками большой полиэтиленовый пакет, стоял лучившийся от счастья Вовка.

– Ты где был? – грозно, на правах родителя поинтересовался Ермолай.

– Вы не ругайтесь пожалуйста, – жалобно попросил Вовка, с лица которого вмиг испарилась лучезарная улыбка, – я в магазин ходил. Я уснул, потом проснулся, гляжу, а вас нет. Я же понял, что у вас денег нет. Но у меня-то есть! Вот я и решил сходить в магазин. Нам этих продуктов надолго хватит!

Двухлитровая бутыль ядовито-жёлтого газированного напитка, четыре стаканчика йогурта, булка хлеба, батон дешёвой колбасы, жвачка, две плитки шоколада, пачка чипсов, – вот и вся Вовкина «добыча».

– Ладно, давай бутерброды, что ли сделаем, – отвернувшись к окну, пробурчал Ермолай.

***

Сон дарил Ермолаю жизнь – полноценную, осмысленную, содержательную. Если наяву был сплошной дискомфорт и какофония, то во сне гармония и счастье. Эту особенность собственного организма Ермолай обнаружил сравнительно недавно. Точнее в тот момент, когда неприятности посыпались на его голову словно из рога изобилия. И чем больше этих самых неприятностей случалось у Лопухова «в миру», тем в большей степени он был награждён за все страдания ночью. Об этой его тайне, естественно никто не знал. Но за сегодняшний день Ермолай пережил столько потрясений и так устал, что ему снилась полная белиберда.

Множество маленьких сопливых младенцев тянуло к нему ручки, и называли папкой. Лопухов, сверкая пятками, удирал от детей, – тщетно. На первый взгляд беспомощные создания, проявляя несвойственную их возрасту прыть, не отставали ни на шаг и трусили рядом. Потом, правда, как по мановению волшебной палочки, младенцы испарились.

Но самое страшное было впереди. Огромное количество женщин ждали от него ребёнка, а некоторые даже двоих. Нашлась и такая, которая заявила, что у неё родится тройня. Неприятная особа, похожая, кстати, на Люську, обвив рукой-удавкой шею Ермолая, немедленно потребовала разделить с нею радость.

И был суд. Молодой судья, в чёрной страшной мантии, по-бычьи глядя на нашкодившего подсудимого, упрямо задавал один и то же вопрос: раскаивается ли он в содеянном? Лопухов считал за благо молчать, но судья прилип как репей и не желал, чтобы вопрос оставался без ответа. В один далеко не прекрасный момент, рассвирепев, судья вдруг гаркнул во всё горло: «Товсь!». И судебные приставы, количеством пять человек, доселе неподвижно сидящие вокруг клетки, в которой томился несчастный узник, вскочили, и, передёрнув затворы, нацедили дула автоматов в лицо Лопухову.